Тимур, вчера мы видели ваш очередной удачный номер в «Один в один», и вот сейчас вы только что пришли с репетиции. Как считаете, свой лучший образ в шоу вы уже показали или все еще впереди?
― Я думаю, все еще впереди, но при этом могу сказать, что уже показал тот образ, который так сильно изменил отношение людей ко мне и мою жизнь. У меня же задача была гораздо сложнее, чем у моих коллег по этому проекту. Леху Чумакова, например, все знали как прекрасного певца, но никто не догадывался о его других творческих способностях, и теперь ему говорят: «Леша, вы открылись в этом проекте». Мне же нужно было удивлять с двойной силой, так как о моих способностях перевоплощаться все были и так в курсе. Плюс ко всему я не хотел делать номера веселые, потому что их в моей карьере уже было достаточно. Мне было необходимо сделать акцент на моих музыкальных и актерских способностях.
― А образ, о котором вы сказали вначале, наверное, Людмила Гурченко?
― Да. Он был для меня самым важным не просто в этом проекте, но и в моей карьере. Когда тебя на протяжении многих лет воспринимают как человека исключительно позитивного, который способен только зажигать и заставлять смеяться, сложнее всего суметь показать, что ты умеешь быть драматическим артистом. Потому что критерием оценки качества номера является то, что зрителя не просто должна тронуть песня и исполнение, а присутствие Людмилы Марковны на сцене. Вы не представляете, какое количество людей мне потом позвонило и написало из тех, кто знал ее лично, кто с ней работал! Прожить ее образ на сцене было очень непросто — у меня по-настоящему болело сердце, и до конца программы, сидя уже после номера на диване, я не мог прийти в себя. Потому что постарался сделать все, для того чтобы ни один зритель не увидел на сцене мужчину, переодетого в женщину. Я счастлив, что мне выпала честь прикоснуться к образу великой актрисы и певицы!
― У вас ведь нет музыкального образования. Вы как-то говорили, что сейчас занимаетесь с педагогом и фортепиано, и сольфеджио?
― Я продолжаю ходить на занятия по вокалу, потому это бесконечно важно, потому что концертов сейчас у меня все больше, а я хочу сохранить свои связки в целости и сохранности. Фортепиано я начал, но, к сожалению, у меня нет возможности делать это регулярно. Но зато в образе Адриано Челентано я сам решил сыграть «Сюзанну» на клавишах. Это очень приятное чувство, что ты, воспользовавшись пятью процентами ресурсов, которыми только овладеваешь, уже можешь что-то показать.
― Я думала, вы уже по крайней мере какие-то классические произведения играете.
― Ну что вы! Я пока только постигаю азы, учусь правильно держать руки на клавиатуре. Продвигаемся мы не быстро, потому что меня нет в Москве, а этим нужно заниматься по-настоящему. Вот недавно, например, мне объяснили, что аккорд можно брать не только через одну клавишу, тремя пальцами, но и другими способами. И когда я пришел домой, то тут же написал песню целиком, взяв те аккорды, о существовании которых еще не знал.
― Я как раз хотела вас спросить: как же вы тогда сочиняете песни?
― Я напеваю их на диктофон. Но при этом достаточно регулярно, общаясь с саундпродюсером, мне удается объяснить, напеть не только основную мелодию, но и как нужно сыграть партию того или иного инструмента. Притом что сам я играть ни на чем пока не умею, я могу вмешаться в аранжировку, и профессионалов это ни в коем случае не коробит! Это безумно вдохновляет меня.
― Вы как-то сказали, что стали наверстывать свое музыкальное образование, потому что хотите, чтобы вас сравнивали именно с теми певцами, на которых вы хотите быть похожим. А на кого вы хотите быть похожим?
― Я не хочу, чтобы это прозвучало обидно для российских исполнителей, но моими ориентирами всегда были иностранцы. В детстве я рос на западной музыке. В нашем доме всегда звучали «Битлз», Рэй Чарльз, Майкл Джексон, Том Джонс, Стиви Уандер. Сегодня я часто бываю на Украине, в силу того что меня приглашают участвовать в разных проектах, и понимаю, что эта страна гораздо более развитая в музыкальном плане, чем Россия. Там гораздо больше свободы для создания разной музыки, и на эстраде гораздо больше по-настоящему голосистых, неслучайных людей. И мне безумно приятно, что меня приглашают туда как музыканта. И потом в газетах называют «российский Майкл Джексон» или «российский Джастин Тимберлейк». Это очень поднимает самооценку.
― К хорошей музыке вас приучил папа. Чем еще вы обязаны родителям?
― Родители меня поддерживали во всем, что я делал. Меня воспитывали таким образом, что я верил, будто все вокруг прекрасно. И о том, что люди бывают плохие, я узнал, наверное, гораздо позже, чем все мои сверстники. Потом, попадая домой к своим одноклассникам, я видел, как они общаются со своими родителями, как родители общаются с ними, как проходят дни рождения у других людей, как они общаются на улицах. И я постепенно начал понимать, что мир — другой. Но при этом у меня все равно был свой мир, и он есть до сих пор. Где люди прекрасны, где они счастливы, и я стараюсь именно с этим ощущением жить и передавать его другим.
― Правда, что в детстве вы ходили в кружок по вязанию?
― Да, и это помогало и помогает до сих пор находить контакт с противоположным полом. Хотя многим я мог показаться сумасшедшим, тем не менее это давало мне богатейший опыт для продолжения тех отношений, которые у меня завязывались с девочками из кружка уже за его пределами. Я становился для них гораздо ближе, чем другие сверстники, потому что был уже не просто мальчиком, с которым можно вместе вязать, а мальчиком, с которым в принципе всегда интересно. А все потому, что треть наших занятий я развлекал их тем, что рассказывал какие-то интересные истории.
― То есть женским вниманием вы не были обделены с детства?
— О да! Это было здорово. (Смеется.)
― Сейчас еще держите спицы в руках?
― Это закончилось достаточно быстро, когда я вспомнил, что помимо девочек, которые ходили на вязание, были еще и другие, и с ними тоже хотелось общаться. Поэтому я продолжал устанавливать контакт уже на нейтральной территории, где были все.
― А учить иностранные языки в институт пошли, наверное, следуя маминому примеру?
― Я пошел туда потому, что так и не отважился поехать в Москву поступать в театральный. Мне ужасно хотелось, но я боялся, что меня там никто не ждет. А так как помимо музыки и театра моей большой любовью был иностранный язык, то я решил помимо английского, на котором собирался исполнять песни, овладеть еще одним. Тем более таким красивым, как французский. Так что за плечами у меня франко-английское отделение, и в части моих песен на английском я звучу так, что мне за это не стыдно. Иногда очень смешно читать отзывы слушателей про какой-то акцент у российских исполнителей. Ведь это пишут люди, которые даже не знают, что я преподаватель иностранного языка. Реагирую на все это с широкой улыбкой.
― Вы на английском даже сочиняете...
― Да, песни сами рождаются на английском языке. Очень много людей, которые воспитывались на соуле, джазе и фанке, пишут песни с определенной гармонией и ритмикой, которая не предполагает русскую фонетику. Я сначала напеваю свои песни на таком «птичьем языке», а потом просто подбираю слова, созвучные той «рыбе», которая была напета на музыку. Мое образование мне в этом помогает. Многие, например, не знают, как была написана песня «Yesterday». Пол Маккартни спел: «Scrambled eggs. Oh, my darling how I love your legs…» («Яичница… Дорогая, как я люблю твои ноги»). Попробуйте потом из этого сделать песню всех времен и народов, а?!
― Вы не решились в свое время ехать поступать в театральный в Москву, потому что, по вашим словам, вас там никто не ждал. Тем не менее, когда вы решили заняться музыкой, то приняли смелое решение уйти из раскрученного к тому моменту Comedy Club. Были уверены в своем успехе?
― Вы просто не представляете, насколько я всегда мечтал заниматься музыкой. Ведь в Москву я приехал именно ради этого. Когда я окончил университет, то взял с собой все свои костюмы, в которых выступал в Пензе на «Студенческих веснах» и в ночных клубах, и отправился сюда. У меня был солидный творческий багаж: Том Джонс, Робби Уильямс, Джордж Майкл ― огромное количество песен я исполнял. И я знал, что буду делать. Потом случился конкурс на MTV, который я выиграл. Я старался попасть на телевидение, но не оставлял свою мечту о музыке. К тому же я понял: чтобы быстро стать певцом, мне нужно будет поступиться либо своими моральными принципами, либо музыкальными. Ни тем, ни другим я жертвовать не хотел, и мне пришлось ждать. А так как я умел делать гораздо больше вещей, чем умеет среднестатистический человек, который приезжает из провинции, то ничто не мешало мне сначала сделать карьеру на телевидении. Меня всегда вдохновлял опыт западных артистов, которые могли заниматься несколькими вещами одновременно и при этом всюду снискать славу. Начиная с Лайзы Миннелли и Барбры Стрейзанд и заканчивая Джейми Фоксом, который сыграл Рэя Чарльза, получил за это «Оскара» и еще имеет «Грэмми» как модный современный музыкант. В России, если ты однажды насмешил, очень сложно перестроить зрителя и заставить послушать серьезную песню. Америка и Европа, напротив, дают возможность артисту показать все, на что он способен!
― И вы повернули свою карьеру на 180 градусов.
― Я не боялся, когда уходил из комедийного шоу, потому что понимал, что больше не могу жить с ощущением, что отсрочил исполнение своей мечты. Как бы гладко у меня сейчас все ни складывалось, какая бы слава и возможности передо мною ни открывались, мне не хватало главного, ради чего я сюда приехал и чем всю жизнь пытался овладеть. И я сказал себе: всё, буду тем, кто я есть на самом деле. Хотя я ни секунды не жалею о том, что я делал в Comedy Club. И всех бывших своих коллег я очень ценю и дорожу тем временем, которое там провел, но совсем не скучаю по нему так, чтобы мне захотелось туда вернуться.
― Свою настоящую фамилию Керимов вы уже сменили на Родригез в паспорте, как собирались?
― Нет, еще не сменил. Потому что каждый раз, когда пытаюсь начать этим заниматься, понимаю, сколько документов придется поменять. Уже и не знаю, сделаю я это или нет. Может быть, когда у меня наконец-то будет хотя бы недельный отпуск, пару дней потрачу на то, чтобы доехать до паспортного стола и подать заявление. По крайней мере думаю я об этом достаточно часто.
― А детей своих как зарегистрировали?
― Детям я пока оставил свою фамилию, потому что понятия не имею о том, где они будут жить. Вдруг они переедут в Америку, сделают там карьеру, а с фамилией Родригез их будут принимать за мексиканских беженцев.
― Как-то вам на день рождения супруга подарила книгу по воспитанию детей, потому что вы сказали, что хотите стать лучшим в мире отцом. Уже стали?
― Она подарила мне даже две книги! (Смеется.) Но, знаете, я не могу про себя такое сказать, потому что не провожу со своими детьми нужного количества времени. У меня столько проектов, которые не позволяют мне чувствовать себя достаточно хорошим отцом. Но это часть моей профессии. Хотя я очень надеюсь, что многое делаю правильно. Я часто вижу своих детей улыбающимися, смеющимися, с безумной радостью провожу с ними время и очень хотел бы, чтобы когда они выросли, то с любовью и теплотой вспоминали все, что сейчас с ними происходит.
― Они узнают вас в шоу «Один в один»?
― Старший сын меня узнал даже в образе Джеймса Брауна! (Смеется.) Чему я очень удивился. Не понимаю, как ему это удалось, но он сказал, что папа очень смешно выглядит. Сам он, кстати, сейчас танцует только под Майкла Джексона. И сколько бы я ни пытался включить ему других исполнителей, он пока никого больше не признает.
― Ваш папа, азербайджанец, с детства учил вас тому, что мужчина должен быть всегда галантным по отношению к женщинам. Вы за своей супругой Анной, наверное, до сих пор ухаживаете?
― Ох, если я сейчас неправдой отвечу на этот вопрос, моя жена или надо мною посмеется, или просто выгонит из дому. Сколько я переживаю из-за отсутствия возможности проводить время со своими детьми, столько же из-за отсутствия возможности проводить время со своей супругой. Но при этом я по-прежнему считаю, что лучшей матери для своих детей я не мог найти. Она меня принимает таким, какой я есть, поэтому моя жена — абсолютно феноменальный человек. Я представляю, насколько ей тяжело, потому что все заботы по дому лежат на ней, но это и есть невероятное счастье — когда ты можешь все доверить близкому человеку. А я доверил ей абсолютно все, получив при этом возможность заниматься тем, что является для меня бесконечно важным, — моей любимой работой. Может быть, через много лет, когда я наконец-то запишу песню тысячелетия, то смогу несколько дней в месяц отключать телефон и посвящать все время семье. А пока у меня нет ни одного дня в месяц, чтобы я мог отключить свою голову. Я могу сидеть за обеденным столом, и тут ко мне с дружественным визитом прилетает какая-нибудь мысль или песня. (Смеется.) И если я ее не запишу, то не смогу потом спать.
― Как продвигается строительство вашего загородного дома?
― Достаточно динамично, насколько это возможно. Понятно, что это не может произойти за считанные месяцы. И я очень рад, что, не собираясь следовать хрестоматийным планам любого мужчины, тем не менее активно их придерживаюсь. У меня пока, правда, ни одного посаженного дерева, но уже есть два сына. И уже строится дом. Поэтому мне есть чем похвастаться и я могу быть весьма достойным примером для потомков.
